Неточные совпадения
Чувствовалось, что Безбедов искренно огорчен, а не притворяется. Через полчаса огонь погасили, двор опустел, дворник закрыл ворота; в память о неудачном
пожаре остался горький запах
дыма, лужи воды, обгоревшие доски и, в углу двора, белый обшлаг рубахи Безбедова. А еще через полчаса Безбедов, вымытый, с мокрой головою и надутым, унылым лицом, сидел у Самгина, жадно пил пиво и, поглядывая в окно на первые звезды в черном небе, бормотал...
Пламя и
дым далеко видны, как на
пожаре.
Океан в золоте или золото в океане, багровый пламень, чистый, ясный, прозрачный, вечный, непрерывный
пожар без
дыма, без малейшей былинки, напоминающей землю.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной
пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый
дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный
дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на
пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
Пожар достиг в эти дня страшных размеров: накалившийся воздух, непрозрачный от
дыма, становился невыносимым от жара. Наполеон был одет и ходил по комнате, озабоченный, сердитый, он начинал чувствовать, что опаленные лавры его скоро замерзнут и что тут не отделаешься такою шуткою, как в Египте. План войны был нелеп, это знали все, кроме Наполеона: Ней и Нарбон, Бертье и простые офицеры; на все возражения он отвечал кабалистическим словом; «Москва»; в Москве догадался и он.
А ствольщик вслед за брандмейстером лезет в неизвестное помещение, полное
дыма, и, рискуя задохнуться или быть взорванным каким-нибудь запасом керосина, ищет, где огонь, и заливает его… Трудно зимой, но невыносимо летом, когда
пожары часты.
В дом Шереметева клуб переехал после
пожара, который случился в доме Спиридонова поздней ночью, когда уж публика из нижних зал разошлась и только вверху, в тайной комнате, играли в «железку» человек десять крупных игроков. Сюда не доносился шум из нижнего этажа, не слышно было пожарного рожка сквозь глухие ставни. Прислуга клуба с первым появлением
дыма ушла из дому. К верхним игрокам вбежал мальчуган-карточник и за ним лакей, оба с испуганными лицами, приотворили дверь, крикнули: «
Пожар!» — и скрылись.
Как-то с
пожара на Татарской я доехал до Пятницкой части с пожарными, соскочил с багров и, прокопченный
дымом, весь в саже, прошел в ближайшие Суконные бани.
А если сверху крикнут: «Первый!» — это значит закрытый
пожар:
дым виден, а огня нет. Тогда конный на своем коне-звере мчится в указанное часовым место для проверки, где именно
пожар, — летит и трубит. Народ шарахается во все стороны, а тот, прельщая сердца обывательниц, летит и трубит! И горничная с завистью говорит кухарке, указывая в окно...
— Что это
дым над Сущевской частью? Уж не
пожар ли?
День был тихий и ясный. На палубе жарко, в каютах душно; в воде +18°. Такую погоду хоть Черному морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из себя багровое пламя; клубы
дыма слились в длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом…
Пожар громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что гибнут леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только богу.
Он слегка подернут синеватою мглой: это
дым от далеких лесных
пожаров, который здесь, как говорят, бывает иногда так густ, что становится опасен для моряков не меньше, чем туман.
То, что было вчера мрачно и темно и так пугало воображение, теперь утопало в блеске раннего утра; толстый, неуклюжий Жонкьер с маяком, «Три брата» и высокие крутые берега, которые видны на десятки верст по обе стороны, прозрачный туман на горах и
дым от
пожара давали при блеске солнца и моря картину недурную.
— Скажите, пожалуйста, что это там за
дым? — заговорила она в смущении, с живостью указывая на противоположную сторону реки, —
пожар, что ли, или печка такая… на заводе?..
Говорит, что был-де будто один какой-то офицер, который, вступив на походе в одну квартиру, заметил по соседству с собою замечательную красавицу и, пленясь ее видом, тотчас же, по своему полковому обычаю, позвал денщика и говорит: «Как бы, братец, мне с сею красавицей познакомиться?» А денщик помялся на месте и, как ставил в эту пору самовар, вдруг восклицает: «
Дымом пахнет!» Офицер вскочил и бросился в комнату к сей прелестнице, говоря: «Ай, сударыня, у вас
дымом пахнет, и я пришел вас с вашею красотой спасти от пламени
пожара», и таким образом с нею познакомился, а денщика одарил и напоил водкой.
Поезд продолжал боязливо ползти над бездной, мост все напрягался и вздрагивал, туман клубился, как
дым огромного
пожара, и, подымаясь к небу, сливался там с грядой дальних облаков.
Точно головня на
пожаре в серой туче
дыма, летал Пушкарь, тряс Власьевну, схватив её за горло, и орал...
Матвей выбежал за ворота, а Шакир и рабочие бросились кто куда, влезли на крышу смотреть, где
пожар, но зарева не было и
дымом не пахло, город же был охвачен вихрем тревоги: отовсюду выскакивали люди, бросались друг ко другу, кричали, стремглав бежали куда-то, пропадая в густых хлопьях весеннего снега.
— Извини, я сделаю одно замечание: большую роль в данном случае играет декоративная сторона. Каждый вперед воображает себя уже героем, который жертвует собой за любовь к ближнему, — эта мысль красиво окутывается пороховым
дымом, освещается блеском выстрелов, а ухо слышит мольбы угнетенных братьев, стоны раненых, рыдания женщин и детей. Ты, вероятно, встречал охотников бегать на
пожары? Тоже декоративная слабость…
Вот тут калмыки незаменимы: они бросаются впереди
пожара, зажигают встречную траву и наконец по самому пламени возят длинные полосы мокрой кошмы, обжигаясь и задыхаясь от
дыма.
Вот еще степной ужас, особенно опасный в летние жары, когда трава высохла до излома и довольно одной искры, чтобы степь вспыхнула и пламя на десятки верст неслось огненной стеной все сильнее и неотразимее, потому что при
пожаре всегда начинается ураган. При первом запахе
дыма табуны начинают в тревоге метаться и мчатся очертя голову от огня. Летит и птица. Бежит всякий зверь: и заяц, и волк, и лошадь — все в общей куче.
— Я бы сама пришла, да больна была. Вот на этом кресле, где вы сидите, всегда Островский сидел, — сказала она, опускаясь в кресло. — Танечка, ведь мы с ним старые друзья… Еще в Воронеже в семьдесят девятом году играли. Все такой же. Как сейчас помню нашу первую встречу на репетиции — Владимир Алексеевич с
пожара приехал, весь в саже, так
дымом,
дымом от него!
Встают в обширной памяти его бесчисленные зарева далеких
пожаров — близко не подходил к огню осторожный и робкий человек; дневные
дымы, кроющие солнце, безвестные тела, пугающие в оврагах своей давней неподвижностью, — и чудится, будто всему оправданием и смыслом является этот его пронзительный свист.
Много дней шёл я, как больной, полон скуки тяжёлой. В душе моей — тихий позёмок-пожар, выгорает душа, как лесная поляна, и думы вместе с тенью моей то впереди меня ползут, то сзади тащатся едким
дымом. Стыдно ли было мне или что другое — не помню и не могу сказать. Родилась одна чёрная мысль и где-то, снаружи, вьётся вокруг меня, как летучая мышь...
Свет луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим светом; по земле ходили черные тени, пахло гарью; и те, которые бежали снизу, все запыхались, не могли говорить от дрожи, толкались, падали и, с непривычки к яркому свету, плохо видели и не узнавали друг друга. Было страшно. Особенно было страшно то, что над огнем, в
дыму, летали голуби и в трактире, где еще не знали о
пожаре, продолжали петь и играть на гармонике как ни в чем не бывало.
За селом, над лесами, полнеба обнял багровый
пожар заката, земля дышала пахучей жарой; река и село покраснели в лучах солнца, а кудрявые гривы лесов поднимались к небу, как тёмные тучи благоуханного
дыма.
Вдобавок ко всему в одной окольной деревне виднелись два столба
дыма, означавшие, без сомнения,
пожары от молнии, а в ближнем лесу дымилось несколько расколотых деревьев, зажженных тоже молнией.
Поднимавшаяся роса, словно
дым огромного
пожара, белела на лунном свете и двигалась по воде, будто нехотя отдираясь от нее.
Бывает часто, что в городах на
пожарах остаются дети в домах и их нельзя вытащить, потому что они от испуга спрячутся и молчат, а от
дыма нельзя их рассмотреть. Для этого в Лондоне [Лондон — главный город у англичан. (Примеч. Л. Н. Толстого.)] приучены собаки. Собаки эти живут с пожарными, и когда загорится дом, то пожарные посылают собак вытаскивать детей. Одна такая собака в Лондоне спасла двенадцать детей; ее звали Боб.
— То-то и есть, прогорел маленько:
пожару не было, а
дымом вышло… мужик глуп: как бы нам не деревня, так бы мы и бога забыли.
Не ответила Аркадия, промолчала и мать Никанора, слова не сказали и Дементий с работниками… Только пристальней прежнего стали они поглядывать на закрой неба [Закрой неба — нижний край видимого горизонта.], не увидят ли где хоть тоненькую струйку
дыма… Нет, нигде не видно… А в воздухе тишь невозмутимая: пух вылетел из перины, когда грохнули ее белицы в повозку, и пушинки не летят в сторону, а тихо, плавно опускаются книзу. И по ветру нельзя опознать, откуда и куда несется
пожар.
С отчаянными криками и писком они вздымались высоко-высоко, кружились в воздухе, черкая его крыльями в зигзагах своего полета, и, как ошалелые, где бы улетать скорее от
пожара, они, напротив того, ныряли в самое пламя, пропадали в облаках
дыма…
28-го мая, IV Адмиралтейской части, в одиннадцать часов утра, в каменном доме купца Прокофьева, из запертой кладовой при щепенной лавке купца Георгиева, показался сильный
дым, но прибывшею тотчас пожарной командой начинавшийся
пожар потушен. Горел лежавший у штукатурной перегородки разный хлам.
Одновременно нижние облака окрасились в оранжевый цвет и стали похожими на
дым, освещенный заревом
пожара.
— Василий Иваныч! — окликнула его Саня. — Посмотрите… там за селом вправо, за вашим лесом…
дым какой… Что это? Неужели
пожар?
— Что-то случилось, надо думать, — сказал Почешихин. —
Пожар, что ли? Да нет, не видать
дыму! Эй, Кузьма! — крикнул он остановившемуся мужику. — Что там случилось?
Во время этого
пожара погиб, задохнувшись в
дыму, другой потомок старого князя. Семья его и дворня едва успели спастись.
Не только почерневшие от
дыма, но и обугленные стены, вероятно построенные из бревен, оставшихся после
пожара, покачнувшаяся печь, наклонившиеся скамьи, закопченные и облупленные тараканами, недостаток домашней утвари, — все это бросилось нам в глаза.
—
Пожар,
пожар! — вскоре раздались крики по всей прибрежной части Замоскворечья, и толпы народа сбежались со всех сторон на пустырь, среди которого стояла объятая пламенем изба «басурмана и чародея». Черные густые клубы
дыма то и дело прорезывались широкими языками красного пламени, с жадностью лизавшими сухое дерево избы.
Пьера с 13-ю другими отвели на Крымский Брод в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от
дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись
пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти
пожары.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих, светлеющих облаков
дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато-золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и
дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие
пожаров.
Огня
пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы
дыма, и вся Москва, всё, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище.
С двух сторон поднимались и расходились черные клубы
дыма от
пожаров.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав
дым и даже огни
пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на
пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
По мере того, как Пьер приближался к Поварской,
дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня
пожара.
Пока побросали снопы с телеги, пока прискакали в село, уже темнело и
пожар кончился: догорали, как свечи, черные обугленные столбы, смутно белела кафлями обнаженная печь, и низко стлался белый
дым, похожий на пар.